Когда? Я его знаю - Иван Державин

Мне было приятно слышать такой лестный отзыв о хорошо знакомом, почти родном мне человеке. Помните, я писала, как Костя Верхов помог лесковцам избавиться от банды Стрыкина? Я внимательно следила за его дальнейшей судьбой. Память к нему так и не вернулась, и он остался в Лесках. Тогда на похоронах Коли я улучила момент на поминках и спросила его, помнит ли он меня. Он окинул меня пристальным взглядом и вместо ответа, который я поняла без слов, поинтересовался, когда и где я его знала. Осторожно выяснив, что о Надиной трагедии он слышал, но почти ничего не знает, я попыталась, как можно мягче и с любовью рассказать ему, что знала. Но сделать мне это тогда не удалось, его куда-то увели и больше в тот раз мы не встретились.

Через полгода, узнав об очередном покушении на него, я отвезла ему в больницу повесть о его и Надиной трагичной любви, написанную моим дядей с моих слов. Повесть его взволновала, и он выразил желание посетить Надину могилу. В этом же году он приехал в Летный, где, кроме кладбища, я показала ему связанные с ним места. Разумеется, я сводила его к Ларисе и Жарову, которые живут в его квартире. В ней до сих пор одна из комнат считается его, и даже сохранились его вещи. Было больно смотреть, как он переживал оттого, что ничего и никого не вспомнил.

С тех пор мы не виделись, но интересующие меня сведения о жизни в Лесках я регулярно получала от Игоря Юрьева, теперь уже корреспондента местного телевидения.

Услышанные в Медвежске отзывы о Косте, теперь уже мэре Лесков, меня очень порадовали и заинтересовали как журналиста – криминалиста, и мне захотелось узнать поподробнее, как ему удалось избавиться от новой напасти в России, имея в виду рейдеров. И вообще было поучительно ознакомиться поосновательнее с тем, как обстояли дела в районе во время его правления, и как сложилась его личная жизнь.

Забегая вперед, скажу, что эта командировка мало что дала мне по работе, но как россиянка в увиденном и услышанном в Лесках я с радостью приметила совсем еще слабый лучик надежды на возрождение страны. Надеюсь, эта надежда передастся и вам.

Я не стала оповещать о своем приезде Костю, зная его занятость, а связалась с Игорем. Он с готовностью согласился меня встретить у Московской дороги. Подъехав к ней на попутке, он сел за руль моей машины и повез меня одному ему известными окольными дорогами, стараясь проехать, как можно больше деревень. Я уже сама заметила, что все дома в них были заселены. Для меня это было самым весомым доказательством возрождения деревни в Лесках. Всего лишь полчаса назад я мысленно возмущалась запустением деревень в соседнем районе.

Я попросила Игоря остановить машину у первого попавшегося дома, отделанного евровагонкой. Мы вошли в калитку и поздоровались с работавшими в огороде хозяевами лет сорока. Игорь, которого они с радостью узнали, представил меня. Я поинтересовалась, местные они или приезжие.

– А мы из Латвии, – охотно отозвалась хозяйка. Лицо у нее было совсем не деревенское: подкрашенные губы и в тени веки. На шее кокетливо был повязан розовый шарфик. – Ой, как мы рады, что нас здесь хорошо приняли. Смотрите, какой дом нам помогли отделать.

– Почему вы оттуда уехали? – посмотрела я на мужчину.

– Почему? – усмехнулся он. Он был гладко выбрит и без головного убора. Явно работал когда-то инженером или чиновником. – Да потому что мы русские. А там нас принуждали говорить по – латвийски. Язык, я вам скажу, во рту сломаешь. Даже нашу фамилию Васильев заставляли переделать на Васильевас. Это же отец в гробу перевернется. Я так и не согласился. Дети стали отвыкать от родного языка. А здесь все свое, родное.

– Вы кем там работали?

– Я – в русском отделе книжного магазина, – ответила хозяйка. – Его сразу заменили английским, как только они отделились от нас, имея в виду Россию. Меня уволили, и я мыкалась, где придется. А он у меня был начальником отдела на насосном заводе. Когда его уволили из-за фамилии, он тоже поменял много работ. Денег совсем не стало.

– А здесь на что живете?

– Еда у нас почти вся своя с огорода, куры, корова есть. Никак не решимся поросенка завести. Мне не нравится, что они грязные очень. А деньги нам кооператив исправно платит. Мы его между собой по-прежнему колхозом называем. Я в нем заведую вновь открытой библиотекой. И муж нарасхват. Он у меня в механике силен.

– Дети в школе? Сколько их у вас?

– Трое. Два сына в Лесках на механизаторов учатся. А дочь здесь ходит в шестой класс. Все рядом. Метров через сто вы увидите и клуб, где я работаю, и школу.

Прощаясь, мы пожелали им успехов.

За деревней Игорь свернул в сторону и отвез меня на кроликоферму, где когда-то держали в заточении киллеров и рабов с отнятой памятью. Игорь там был свой, и нас встретили, как почетных гостей. А когда он сказал, что я знала Верхова почти что с детства, они не знали, как и чем мне угодить. Я попросила провести меня по ферме. Повел меня сам директор, бывший начальник рабского цеха по изготовлению кассет. Его отыскала жена, но он ее не вспомнил. Она забрала его домой в соседнюю область. Там у него оказались два пятнадцатилетних сына-близнеца, которые без отца совсем от рук отбились и начали подворовывать. Он и до своего исчезновения не имел постоянной работы, но тут повезло: устроился в мастерскую по изготовлению подсвечников. Узнав, что он без памяти, над ним стали подтрунивать и относиться, как к больному. Это отразилось и на зарплате. Он не вытерпел и через три месяца ушел. Съездил в Лески, встретился с Верховым, и тот предложил ему руководство фабрикой по изготовлению изделий народного промысла.

Мы прошли по цехам, где продолжали трудиться бывшие рабы, которых не отыскали родные, а также инвалиды со всего района, в том числе слепые, и пенсионеры, пожелавшие работать по полсмены. Увидела я и несколько китайцев и вьетнамцев, оставшихся в России. Они уже неплохо говорили по-русски. Двое из них женились на русских девушках и собирались отсюда уйти, чтобы заняться сельским хозяйством.

В каждом цехе мне преподносили подарки. Честно говоря, все они мне понравились: и валенки, и веник, и плетеные корзины, и женские украшения. Для вида я попробовала отказаться, но Игорь все отнес в машину.

Наибольший восторг вызвали у меня два кролика, которых на фабрике все-таки стали разводить и довольно много. Я представила, как обрадовался бы им мой семилетний сынишка, но где их держать? На балконе? Пришлось отказаться от такого милого подарка.

В одной деревне мое внимание привлек совершенно шикарный коттедж из кирпича кораллового цвета. Я поинтересовалась у Игоря, кому он принадлежал.

– Сейчас сами увидите, – загадочно ответил он, сворачивая к коттеджу.

Я обратила внимание на то, что вместо каменного забора коттедж был огорожен плотным кустарником. Игорь пояснил, что забор разобрали сами жильцы.

Дверь нам открыла, к моему удивлению, просто одетая старушка, которая, узнав, кто мы, радушно впустила нас внутрь. Она охотно рассказала, что в коттедже жили три семьи учителей школы. Нижний холл у них был общий с большим телевизором, книжными полками, диваном и креслами. Треть холла занимал детский уголок. И очень много было цветов. Две квартиры находились на втором этаже и одна наверху. Там же был спортивный зал с бильярдом.

Скажу вам без ложной скромности: я бы хотела пожить в таком доме хотя бы недолго.

Больше мы не останавливались, потому что картина мне была ясна: деревню Верхов в Лесках, можно сказать, возродил. Ни о какой бедности в ней речь уже не шла.

С городом, я была уверена, дела обстояли сложнее. И не ошиблась. И в то же время ошиблась.

Нормализацию городской жизни Костя начал с восстановления станкозавода, без которого нельзя было представить жизнь города и окрестности. Еще не будучи мэром, он спас завод от рейдеров. Мои попытки выяснить у него и Хохлова подробности того захвата, а главное, освобождения ничего не дали. Оба сказали, что сами узнали обо всем только после исчезновения директора станкозавода и юриста, отправившихся в Москву за правдой. А рейдеры будто бы покинули завод сами, испугавшись обвинения их в убийстве исчезнувших. Поверить в это было трудно, и мне оставалось лишь гадать о весомых причинах, заставлявших Костю не похваляться победой над рейдерами, а хранить упорное молчание. И я перестала допытываться. Для меня было важно, что станкозавод был спасен. Сейчас он сам оказывает мэру Верхову большую материальную помощь, взяв на себя основную социальную долю бюджета Лесков.

В Лесках также восстановлены и пущены в эксплуатацию практически все старые предприятия, что дало работу не одной тысяче людей.

Особой заботой Кости были дети. Им он вернул два бывших пионерлагеря, отняв их у коммерсантов и переоборудовав в детские интернаты. Сначала детей отлавливали и привозили силой. Сейчас они сами стали приходить и просятся оставить их здесь. У большинства из них живы родители, которые либо пьют, либо не в состоянии их прокормить и одеть. Ни один ребенок в Лесках в настоящее время не оставлен без внимания.